Геннадий Тараненко. Сборник Сочинений
Геннадий Тараненко
Роман. Баку. Возращение домой

Губернаторский садик. Глава шестая

Нехотя пиная перед собой копытами камешки по мостовой, лошадь дедушки Гасана тащила арбу с огромной бочкой, доверху наполненной пресной водой. Рядом, устало и задумчиво бормоча что-то себе под нос, плелся сам Гасан Ахмед-Оглы. На его гладко выбритой голове возвышалась чёрная высокая папаха – «чобан папахы» из овечьего меха. Простая серая рубаха в небольших масляных пятнах и коричневые потёртые штаны выдавали его скудное финансовое положение. Однако тёмно-синие кожаные чарыхи на ногах и такого же цвета парчовый пояс указывали на то, что дедушка, несмотря на свой преклонный возраст и отсутствие в карманах денег, был тем ещё модником.

Изредка похлёстывая длинным прутиком по тощей спине животного, Гасан не давал ему заснуть на месте, заставляя хоть как-то двигаться вперёд. Деревянные колёса в человеческий рост придавали большую устойчивость транспортному средству, развозившему по городу, с сотнями таких же повозок, воду – второе золото для этих мест.

Баку, раскинув свои чёрные кудри с серебряно-голубым оттенком в степной местности на Апшеронском полуострове, не имел своего живительного источника. Нехватка питьевой воды особенно остро ощущалась в летнюю жару. От жажды мучился город, страдали его жители, перебиваясь периодическими поставками из рек Кура и Волга.

Воду переправляли на огромных, по тем меркам, баржах по Каспийскому морю. Суда, гружённые цистернами, словно жирные тюлени, совершали многокилометровые заплывы, спасая бакинцев в конце девятнадцатого века от неминуемой гибели.

Ухмыляясь себе в усы, нисколько не дрогнув ни одним мускулом лица, баржи издавали пронзительный и радостный рёв, приближаясь к пристани города.

– Вода приплыла! Вода приплыла! – степенно радовались знатные и богатые горожане, услышав знакомые звуки, всячески при этом стараясь скрыть свои эмоции.

– Su axdi! Su axdi! – кричали во весь голос местные босоногие мальчишки, группками бегущие к пристани.

– Слава Аллаху! – шептал Гасан, закрыв глаза и развернув две ладони к небу. Значит, у него кроме воды будет ещё и работа. Только спустя десятилетия, в 1917 году, после январских праздников, в Баку появится свой водопровод с шалларской водой. Но Гасан Ахмед-Оглы до этого радостного события не доживёт. Он уйдет на встречу со Всевышним в начале века, завернутый в белый саван и накрытый стареньким ковром. Тело деда положат на его же арбу, за которой будут идти в траурной процессии семь его сыновей и пятнадцать внуков. Женщины, во главе с женой Нигяр-ханум, останутся дома, горько оплакивая главу семейства.

Однако пока время прощания с этим светом ещё не пришло, и Гасан катит свою колесницу по улице Садовой, вдоль Михайловского сада вниз, в сторону моря, не замечая непонятно откуда взявшегося одинокого мужчину, перебегающего дорогу.

Этим прохожим, нарушающим движение, был я, вкатившийся во сне прямо в 1895 год от Рождества Христова. В знойный город всех ветров, во времена нефтяной лихорадки, заразившей многих местных, а самое главное, приезжих господ, желающих обогатиться на чёрном золоте.

– Вах, гардаш, брат, я тебя чуть не переехал! – воскликнул Гасан, тряся своей седой бородой.

Быть раздавленным арбой не входило в мои ближайшие планы, и я отпрыгнул метра на два, давая дорогу повозке. Тем не менее дедушка, не полагаясь на прыткость прохожего, уже притормозил лошадь. Животное недовольно повернуло голову в сторону хозяина, но высказывать своё возмущение временной остановкой не стало, лишь только дёрнуло левым ухом, отмахиваясь от злой зелёной мухи. Затем закрыло глаза и погрузилось в сладостную дремоту.

– Инженер? – уважительно спросил перевозчик воды.

– Нет, путешественник, – ответил я, несколько растягивая последнее слово, стараясь включить в него как можно больше смысла и эмоций.

– То-то, я смотрю, одет ты как-то не по-нашему, – ещё раз оглядев меня с головы до пят, сказал старик.

Одежда двадцатого века, а-ля восьмидесятые, действительно не очень подходила для этих местности и времени: джинсы, белая рубашка с засученными рукавами, кроссовки – но ничего лучшего я вообразить не смог, перемещаясь на сотню лет назад.

– Всё же мне подумалось, что ты инженер с завода братьев Нобелей, – разочарованно сказал Гасан, не желая отступать от первой версии, – я тоже там работал несколько лет назад, – с грустью продолжил он, – перевозил нефть в Чёрный город. Платили исправно, по 35 копеек за один пуд.

Видимо, дед хотел поделиться своим наболевшим.

– Сейчас, вот, цивилизация меня вытесняет, – он широким жестом указал на Михайловский сад, возле которого мы затеяли беседу. По его мнению, это место было окутано силами, сопротивляться которым старый человек был уже не в состоянии.

Прогресс, шедший до нефтяного бума в Баку неторопливым мелким шагом, вдруг, не обращая внимания на желание местных жителей, припустился стремительным бегом, сверкая начищенными хромовыми сапогами промышленной революции.

Закрытый со стороны улицы невысоким забором зелёный оазис вбирал в себя множество деревьев, саженцы которых привозили со всего света. Яркое пятно, расстелившееся ковром на холмистом рельефе, явно выделялось среди скудного пейзажа города. Островок, где каждый листочек давал благодатную тень, нашёл место возле стен крепости, видавшей в веках столько набегов и крови. В награду суровым серым кирпичам, удерживающим друг друга от разрушения, энергия природы вселяла в их прочные тела частичку надежды, что они простоят ещё не одну сотню лет.

Гордо, независимо и надменно двенадцать лебедей плыли по кругу в широком и глубоком пруду, распыляя на окружающих флюиды вечности происходящего. Почтенно заходя в свой деревянный домик, напоминающий мини-церковь с куполами, птицы подсушивали свои белоснежные пёрышки и вновь начинали свой заплыв. Расставленные во всех углах сада скамейки приглашали перевести дух и отдохнуть от изматывающего зноя. В глубине городского рая играл духовой оркестр, музыка которого, проникая в закоулки души, извлекала оттуда частички радости и веселья. на бумаге. С конца XIX века Михайловский сад стали называть Губернаторским. Название приклеилось к месту отдыха из-за того, что глава Бакинской губернии хотел построить в нём свою резиденцию. Но архитектурный проект так и остался на бумаге.

Это название сада я уже помню по своим восьмидесятым. Он был таким же зелёным, как и сейчас. После пляжа мы с папой любили останавливаться в кафе, расположенном на возвышенности в глубине парка, и есть мороженое из алюминиевых вазочек, напоминающих средневековые кубки.

Общий вид крепости и экзотические насаждения вокруг усиливали торжественность и церемонность нашего регулярного моциона. Ещё в начале сада в отдельно стоящей одноэтажной постройке располагалась зона здоровья. В ней была открыта уникальная оранжерея с растениями для лечения. Туда ходила моя бабушка.

Воспоминания прервал дедушка Гасан, видя, как я с ностальгической тоской смотрю в сторону сада:

– Простой человек может посещать его только один раз в неделю, а для богатых господ он открыт каждый день.

Видимо, сегодня был обычный день, и на Михайловском островке гуляла элита города: женщины в пышных длинных светлых платьях в шляпах с широкими полями, мужчины в тёмных костюмах с котелками на головах и с тросточками в руках. Они неспешно прохаживались по тенистым аллеям сада. Между ними восьмёрками бегали дети в белых бескозырках и морских костюмчиках. Барышни помоложе играли в кольцо и кегли со своими кавалерами.

– Неф-те-про-вод, нефтепровод, – сначала по слогам, а потом быстро, меняя ударение в слове, произнёс Гасан, глядя на веселье за забором, – они проложили трубы, и мне пришлось сменить работу. Нобель построил огромные насосы, перегоняющие нефть быстрее моей лошади, но я не желаю им худого, на всё воля Аллаха! Посылаемые проклятья могут вернуться ко мне и моим детям!

Философское заключение дедушка произнёс с ноткой смиренности, и смотря мне прямо в глаза, продолжил:

– В каждом из нас живут два духа. Один из них добрый, другой злой. Они постоянно борются между собой. Какой побеждает, так и ведёт себя в это время человек. Бывает, злой дух не может победить доброго, и он просит о помощи такого же духа у другого человека. Так зло объединяется по цепочке и создаётся большая кровожадная сила, которая может разрушить всё вокруг.

Гасан понизил голос при рассказе, переходя чуть ли не на шёпот, показывая мне, что он делится самыми сокровенными мыслями.

– Поэтому, когда видишь, что зло в тебе побеждает, призови доброго духа, чтобы он не позволил почернеть сердцу и наполнить душу желчью.

На этой фразе перевозчик воды замолчал. Не слыша убаюкивающего голоса хозяина, лошадь открыла глаза, посмотрев искоса на меня, затем на Гасана, будто спрашивая, – мы продолжим свой путь или ещё долго будем разговаривать, стоя на изнуряющей жаре?

– Мы поедем, путешественник, – сказал дедушка, видимо, почувствовав недовольство животного, – вход в сад – вон там.

Гасан показал рукой в сторону набережной.

– Мир тебе! – с последней фразой он легонько хлестнул лошадь прутиком.

Арба, медленно набирая ход, поехала вниз по мостовой, скрипя двумя большими колёсами, старающимися захватить как можно больше пространства вокруг. По мере движения, метр за метром, гружённая бочкой с водой повозка разрезала воздух на ровные маленькие ромбики, словно готовя азербайджанскую пахлаву. Наматывая время на ось, она превращала мгновения в грецкие орехи, которые должны были украсить национальную сладость. Аромат, исходящий от блюда, рождал у меня желание обязательно посетить Михайловский-Губернаторский сад и почувствовать дуновение счастья, забытое в том кафе. И не важно, что эти события здесь ещё не произошли. Старая арба дедушки Гасана, как заправский повар, уничтожала все барьеры, смешивая время и пространство.

Я подошёл к приоткрытым металлическим воротам сада, на которые в дружеских объятиях свисали ветки неизвестного мне дерева. Раскидистые широкие рукава, обильно усыпанные ярко-зеленой листвой, всячески мешали движению узорчатой конструкции.

Но, видимо, эти проблемы были частью некого ритуала, совершаемого ежедневно местными садовниками при открывании или закрывании райского уголка. Срезать ветки никто не собирался, их аккуратно каждый раз приподнимали и опускали большими палками, освобождая дорогу створкам ворот.

По обе стороны входа стояли два полицейских. Один был в белом мундире с начищенными до блеска золотистыми пуговицами. Он обладал широкой до невозможности улыбкой на лице, которая только усиливалась роскошными пушистыми усами с загнутыми вверх кончиками.

«Добродушный человек, мухи не обидит», – подумалось мне. Несколько повышала степень суровости фигуры свисающая с левой стороны сабля, на ручку которой страж порядка положил свою массивную ладонь. Завершали форму просторные тёмные шаровары, которые сначала расширялись в стороны, а потом прилежно впадали в сапоги. Полицейский, видимо, устал долго стоять на одном месте и приподнимался всё время на носочках, будто вот-вот хотел взлететь.

Второй – в чёрном длинном кафтане, строго смотрел на снующих взад-вперёд прохожих. Фуражка, натянутая на глаза, и приподнятый воротник выражали всю серьёзность, с какой он воспринимал происходящий процесс оценки передвижения граждан возле ворот садика. Видимо, напарник играл в этой паре роль плохого полицейского и отступать от неё не был намерен. Увидев меня, бодро шагающего в сад, именно он преградил мне путь:

– Не положено! – сердито произнёс служивый, делая акцент на трёх буквах «о», и давая понять, что именно в них содержится вся легитимность его власти.

– Ну, пропусти мужчину, Фёдор, – смягчая обстановку, сказал воздушный полицейский.

– Матвей, сказано было – граждан с сомнительной внешностью в сад не пропускать, – чётко, по-армейски, отчеканил второй.

– Почему сомнительная? Посетитель иностранец: француз или немец, – защищая мою внешность, произнёс добрый полицейский, ни на секунду не прекращая улыбаться. Он приветливо посмотрел на меня, будто ища подтверждения своим словам.

Конечно, сейчас не мешало бы соврать, но, к сожалению, мне языки еще со школы давались с трудом, поэтому прикидываться гражданином иноземного государства я не захотел.

– Разрешите представиться – путешественник, – ответил я на чистом русском языке, и неважно, что мой путь пролегал по дороге, выложенной лишь сновидениями. А время, в которое мне суждено было переместиться, уже давно заросло мхом и покрылось столетней паутиной.

– Вот видишь, а ты во всех людях ищешь преступников или проходимцев, – с искренней радостью произнёс добряк в белоснежном мундире, – из каких мест будете, господин?

– Из Борисоглебска, Тамбовской губернии, – ответил я на вопрос, по ходу вспоминая историю города, в котором мне суждено сейчас жить.

– Да-а, – многозначительно отреагировал на мои слова Матвей, – издалеча будете. У Вас большая часть народца моря и в глаза не видывали. И зимы у вас суровые, не чета нашенским, а здесь в этом смысле раздолье и полная благодать.

Полицейский похлопал себя по небольшому животику, плотно стянутому кожаной портупеей, не дающей ему вылезти наружу на неприличное расстояние. Служивому казалось, что именно там, между печёнкой и селезёнкой, в укромном месте, скрытом от чужих глаз, живёт его благоденствие – круглое и тёплое, как шар от пинг-понга, если его потереть руками. Хорошее жалование, солидная работа, любимые жена и дочка, – что ещё надо для счастья мужчине средних лет?

Иногда, в минуты наибольшего блаженства, например, когда он ел вкусную долму или с семьёй прогуливался по набережной, белый шарик подкатывал к солнечному сплетению и соединялся с ним в единое целое. Сладостно вибрируя где-то внутри тела, ничего не весивший мячик посылал полицейскому сигналы, раскрывающие полное совершенство этого мира. Тогда Матвей на миг закрывал глаза, чтобы навсегда сохранить в памяти эти яркие и приятные ощущения.

– Бумага имеется, что Вы путешествовать изволите? – не унимался страж порядка в чёрном мундире, стирая только что установившуюся связь между мной и добрым полицейским.

В отличие от его товарища, у Фёдора семейная жизнь не сложилась, жена убежала от него с заезжим купцом из Санкт-Петербурга. Всю свою злость он выплёскивал на работе и ни о каком шарике не слышал, хотя ему не были чужды занятия спортом. При поднятии гантелей и беге трусцой он хоть ненадолго забывал о предательстве своей второй половины.

Так два городовых с совершенно разными судьбами частенько несли службу вместе и даже, можно сказать, были дружны между собой. Иногда после службы они наведывались в трактир «У Ахмета». Кушали местный плов, пили водочку, закусывая сладкими бакинскими помидорами, и разговаривали про жизнь, рисуя её на незримом холсте, каждый в своих тонах – светлых или тёмных.

– И бумага должна обязательно быть с круглой печатью, как положено! – уточнил Фёдор.

Вопрос о документе поставил меня в тупик. Представить некое свидетельство и материализовать во сне явно не получалось. Как школьник у доски, я поднял голову вверх, взглянув в широкое бакинское небо, на котором, следуя за моими размышлениями, сгущались тучи.

Они, надвигаясь, будто перегораживали мне своей тенью путь в парк. Несколько капелек дождя упали на моё лицо.

– Тук-тук, тук-тук,– было слышно, как крупинки воды разбивались вдребезги, встретив препятствие на своём пути. Сквозь тихую и редкую барабанную дробь возникли голоса. Это был разговор двух девушек, который словно звучал в моей голове, – по крайней мере, вокруг себя я их не видел.

– Ну что, бедолажку не пускают? – с долей ехидства произнесла одна.

– Нет, не пускают, мы не снабдили его необходимым документом, – жалостливо ответила другая.

– Пусть постарается, не зря же мы создавали этих двух полицейских в его сне, – после произнесенной фразы послышался игривый смех.

– Может, мы всё же ему поможем? – попросил за меня второй голос.

Мелкий дождь, до этого развернувший полчища капелек, вдруг, как по команде, прекратился, и из сада раздалось:

– Господа городовые, путешественник пришёл по моему приглашению, пропустите его.

Я неожиданно увидел Елену Петровну Браварник, вальяжно, с достоинством, подходящую к воротам со стороны сада. Женщина была одета, как и все здесь светские дамы, в светлое широкое длинное платье. На голове у Лёли гнездилась шляпочка с розовой оторочкой и свисающей вуалью. Полицейские уважительно расступились, и я вошёл в ворота Михайловского сада.

Елена Петровна взяла меня под руку и мы медленно побрели вглубь зелёного оазиса. Шагая по тропинкам, я жадно всматривался в каждую малозначительную деталь, силясь восстановить в памяти время, в котором жил и гулял по этим местам. Сжимая в гармошку картинки, увиденные сейчас и восстановленные в памяти, накладывая их друг на друга, я пытался заново пережить свои прошлые – будущие ощущения. Разглядеть знаки, понять, быть может, то, что ускользнуло от меня в восьмидесятых годах двадцатого века. Елена Петровна почувствовала моё внутреннее волнение, заговорила первая, будто продолжая нашу беседу на скамейке возле здания общежития в Борисоглебске:

– Чтобы понять истину, которая, как в зеркале, отображает нашу сущность, нужно обязательно отделиться от неё как можно дальше во времени и пространстве.

Только тогда она предстанет перед нами во всём блеске своей девственной наготы, не тронутой грязными руками эмоций и повседневности.

Лёля сделала небольшую паузу, задумчиво взглянув на лебедей, скользящих по голубой глади пруда.

– Восхищаясь божественной красотой истины, чувства вожделения и похоти сменяются музыкой прекрасного. И не важно, что перед нами предстаёт – морщинистое старое тело или изящная молодая фигура. Мы всё равно становимся на колени и вскидываем руки к небу, воздавая хвалу Богу, открывшему наши очи и отчистившему наши сердца.

Она посмотрела на солнце, нависшее прямо над садом, и продолжила разговор:

– Глядя на прошлое, мы не представляем, что на истину можно смотреть не только сверху вниз, но и устремив взгляд наверх, находясь в далёком прошлом, облачая эту истину в чёрную мантию сна.

Елена Петровна, улыбнувшись, посмотрела на меня, поняв, что сказанные наставления не растаяли под жаркими солнечными лучами и надолго сохранятся в кладовой моей памяти.

Дальше мы продолжили гулять уже молча, наслаждаясь прохладой городского парка. За нами, словно на привязи, следовали наши тени. Они частенько смешивались с тенями от раскидистых деревьев и кустов, образуя на дорожках серые пятна непонятных форм.

Иной раз я замечал возникающие силуэты невысокого полноватого мужчины и подростка. Они о чём-то оживленно разговаривали. Я смутно узнавал в них себя и отца. И запах, душистый запах акации окутывал всё вокруг, как тогда. Мозг в один миг перенёс меня во времени.

Нет, я не расстался с 1895 годом, но в то же время 1985 был так близко, что до него можно было дотронуться рукой. Незримая пружина притягивала эти времена друг к другу, с одной стороны, не давая сомкнуться, с другой – удалиться на большое расстояние.

Я видел, что в пространстве между годами за нашими тенями стояло несметное число других фигур, таких же, как и мы с отцом, счастливых и испытывающих наслаждение от общения. Стало понятно, что Михайловский-Губернаторский сад является уникальным местом, в котором город хранил одну из формул счастья. Баку щедро делился секретом со своими жителями, а они, в знак благодарности, оставляли здесь часть своей души. Украшая сад, люди разрезали её на цветные ленточки, повязывая их на ветках, чтобы после смерти обязательно вернуться в любимый райский уголок. Видимо, где-то и наш с папой лоскуток развевался на бакинском ветру. Не зря же меня во сне закинуло именно сюда.

Детские крики прервали размышления о счастье. Одна девочка, лет пяти, отделилась от играющих малышей и подбежала ко мне. Чудо-ребёнок был одет в сиреневое в клеточку платьице с рюшечками, – рукава-колокольчики, большая шляпа с полями, наверху возвышался огромный белый бант. Из-под шляпы на меня смотрело милое личико с длинными чёрными волосиками.

– Господин путешественник, возьмите вот это, – она протянула мне ладошку, на которой одиноко лежала янтарная бусина. Солнце, до этого размазывающее свой свет равными долями по саду, не удержалось от любопытства и вместе со мной взглянуло на этот маленький полупрозрачный жёлтенький шарик. Миниатюрные золотистые вкрапления внутри него, почувствовав внимание светила, ещё больше заиграли бликами, словно приветствуя родную мать. Они пришли в движение, на первый взгляд, хаотичное, перемещаясь внутри сферы и плавно выписывая непонятные иероглифы.

Я почувствовал, что они хотят мне что-то сообщить, но понять их язык было невозможно. Осторожно взяв бусину двумя пальцами и подняв её перед собой, я посмотрел сквозь неё на голубое небо, чтобы получше разглядеть самоцвет.

– Эйрен, ком хия, – раздался строгий возглас. В паре десятков метров от нас стояла, видимо, гувернантка девочки. Она на немецком языке позвала её вернуться обратно.

– Вам следует посетить подземный ход в конце сада, – торопясь, скороговоркой проговорила малышка, сделала реверанс и быстренько побежала к своей наставнице.

Елена Петровна понимающе кивнула головой. Она знала, о каком месте идёт речь, и мы направились к нему, уже более быстрым шагом.

По дороге Лëля рассказала, что подземный тоннель представляет из себя длинный коридор метра два высотой и шириной около метра. Он выходил из крепости в сторону моря. Вход начинался как раз из Михайловского сада.

В далёкие времена он служил тайным проходом для воинов осажденной цитадели, чтобы они могли незаметно от врага выходить за крепостную стену. Сейчас вход в тоннель был перегорожен сложенными в несколько рядов деревянными ящиками, чтобы посторонние посетители, вроде меня, не смогли так просто проникнуть вовнутрь.

Оставив Елену Петровну у входа, я с трудом перелез через нагромождения и очутился в тёмном коридоре. Меня сразу же обдало прохладой и сыростью, звуки, доносящиеся из сада, стали приглушенными, они практически не были слышны.

Казалось, что я попал в совершенно другой мир. Тишина и чернота властвовали в этом подземелье. Человек превращался в маленькую тёмную точку, стиснутую холодными стенами. Я начал ощупывать пространство вокруг, пытаясь обрести хоть какие-то ориентиры. Мне представилось, что именно в таком состоянии люди ощущают себя в первые мгновения после смерти.

Вдруг маленький лучик света блеснул впереди. Меня потянуло к нему. С каждым шагом белое пятно всё больше увеличивалось, пока свечение не стало настолько ярким, что мрак вокруг меня исчез полностью.

Я очутился на широкой улице, на тротуарах которой столпилось множество народа с красными флажками, небольшими транспарантами и яркими цветными надувными шариками. По пустой дороге то и дело с высокой скоростью проносились милицейские жёлтые «Волги» и «Жигули». Каждый раз, когда очередная машина правопорядка с сиреной пролетала мимо, люди начинали громко кричать приветствия и размахивать руками.

Воспоминания перенесли меня в 1982 год, в день приезда Леонида Ильича Брежнева в Баку. На встречу с Генеральным секретарём направили учеников школ и работников предприятий города. Где-то среди пацанов в белых рубашках, радостно махающих флажками, стоял и я.

Кому-то эта праздничная атмосфера, сейчас, по истечении стольких лет, представляется пронизанной фальшью и иллюзией, насаждаемой той властью. Но разве мир, в котором мы живём, в какие-то мгновения не кажется будто бы нарисованным и таким порой неестественным? Реальность растворяется и улетучивается, оставляя нас в одиночестве в чистом поле со скошенной травой. На помощь приходят тени, тени прошлого, создаваемые пушистыми белоснежными облаками. На первый взгляд они видятся бесформенной холодной массой, но, если присмотреться, мохнатые и пушистые воздухоплаватели напоминают нам мать, отца и то далёкое беззаботное время детства…

Московский проспект, на котором происходила эта фантасмагория, всколыхнулся. По дороге промчались несколько мотоциклистов, а за ними чёрные длинные «Чайки». В одной из них я увидел Гейдара Алиева. Он обернулся и через заднее стекло посмотрел на машину, ехавшую следом. Она, видимо, везла главу нашего Советского государства.

Через десяток минут всё стихло. Народ разошёлся, как по команде, отставив меня стоять в полном одиночестве возле квадратного дома, напоминающего средневековую башню. На крыше здания располагалась надстройка, на каждой стороне которой красовались большие квадратные часы…

В создании главы мне помогали:
Ирина Тараненко - первоначальная проверка рассказа
Наталья Григорьева - литературное редактирование рассказа
Павел Уваров - художник
Губернаторский садик. Глава шестая. Геннадий Тараненко

Отзывы

* - обязательное заполнение
Ваше имя: *
Что понравилось:
Что не понравилось:
Комментарии: *

Читайте рассказы