Проснувшись, я взглянул на часы... Малая и большая стрелки, соединившись пяточками у основания, совершали, как всегда, путешествие по циферблату. Встречаясь на мгновение через каждые шестьдесят минут, они расходились по белому кругу, словно неродные. Римские цифры, выстроившиеся на границе часов, напоминали мне одетых в золотые плащи легионеров Великой Римской империи, которая сгинула много сотен лет назад. Воины императора сурово смотрели на движение времени, не щадившего никого –ни наделенных властью, ни рабов. Все умирают одинаково. Будет это мучительный переход в иной мир или тихая смерть во сне, не зависит от предыдущих заслуг или наличия монет в сундуке.
Большая стрелка – торопливая и нетерпеливая, стремительно двигалась вперёд. Малая – смотрела ей в след, не поддаваясь суете, подходя к делу основательно и досконально. Вместе они дополняли друг друга, создавая ощущение целостности процесса.
Остановившись ровно в десять утра, вытянувшись ещё более обычного, стрелки всем своим видом показывали мне, что пора вставать. Картинки Губернаторского садика с широким Московским проспектом постепенно растворялись, уступая место детским крикам и шуму от проезжающих машин. Эта гремучая смесь гвалта и трескотни влетала в открытое окно моей однушки, оставляя хозяину самую малую часть жилплощади.
В какой-то момент показалось, что теперь я стал маленькой серенькой точкой в огромном космическом пространстве, потерянной и никому не нужной. Не успев опомниться, я влетел внутрь пузыря, созданного моей же мыслью, словно на пассажирском сидении скоростного лайнера. Меня прямиком перенесло в середину часового круга, где сестрёнки-стрелки были плотно прижаты к главной шестерёнке.
«Тик-так, тик-так», – перестук часов постепенно затихал. Законы времени и пространства в этом месте полностью переставали действовать. Лишь только сознание, не останавливаясь даже на мгновение, заплетало косы из моих размышлений и эмоций. Они росли на глазах, становясь всё толще и длиннее. Одна белая коса, другая чёрная. Завершив обряд и закончив пряди весёлыми кисточками, пространство вокруг обрело такую плотность, что постепенно стали проявляться два лица хитро улыбающихся девушек.
Одна – повыше, со светло-русыми волосами, с благородно-изящными чертами лица и миндалевидным разрезом глаз, которые смотрели на меня с небольшим прищуром. Другая – пониже, брюнетка, обладала открытым, располагающим к себе личиком. Несмотря на игривость и лукавство во взгляде, от неё веяло добротой и сочувствием.
Я, как ни старался, не мог их вспомнить, но, тем не менее, откуда-то знал имя каждой. Блондинку звали Мариной, а вторую – Софьей. Мара и Соня, так звали их друзья и знакомые, к которым, по-видимому, можно было причислить и меня.
– Он всё ещё спит?! – то ли задала вопрос, то ли утвердительно произнесла первая.
– Да, наверное, ещё не отошёл ото сна, бедолажка,– с ноткой сочувствия произнесла брюнетка, легонько дотронувшись до меня рукой.
Хотелось крикнуть: «Я не сплю!». Но серые маленькие точки не кричат… Моё тело по-прежнему лежало неподвижно, будто сонный паралич сковал мышцы.
– Может, нам его разбудить? – переложив косу себе на грудь, спросила Софья.
– Нет, не стоит, пусть пока подремлет...– ответила блондинка.
Я обвёл глазами место, где происходила странная беседа. Это был большущий зал, поделённый на три части. В каждую можно было попасть, пройдя через несколько проходов, выполненных в виде массивных полукруглых сводов. Пол был выложен бурым гранитом с нанесёнными на него тёмными замысловатыми линиями. Стены, облицованные светло-голубым и коричневым мрамором, в сочетании с высоким куполообразным потолком создавали в зале атмосферу торжественности и многозначительности.
– Он что, так и не поступил в театральный? – опять спросила Мара свою подружку, с укоризной покачав головой.
– Будто не знаешь, что нет, – с лёгким раздражением ответила Софья.
– А как играл, как играл главную роль в постановке про Федота-стрельца! На руках нас носил, а потом раз – и исчез, – видимо, Марина была осведомлена о моей молодости и занятиях в театральном клубе.
За год до отъезда из Баку я пытался освоить актёрскую профессию, но судьба распорядилась иначе.
– Может, ещё не поздно? Мы вмиг всё исполним, главное – его желание, – Соня сеяла зёрна доброты, поливая их теплотой и чуткостью.
– Какое желание? Он не может даже пошевелиться, – Маре подходила роль стервы в этом диалоге, и она ни на секунду не хотела от неё отступать.
– Ну, пусть постарается тогда..., – участливо прошептала Соня, но её фразу прервал откуда-то возникший радостный велосипедный звоночек. Это было сигналом к панике…
Ещё в детстве на меня наехало двухколесное чудовище – взрослый велосипед. И с тех пор мне регулярно снилось надвигающееся громадное колесо, давящее всё вокруг. Я кричал во сне и просыпался. Так случилось и сейчас. Но вместо колеса в конце зала образовалась чёрная дыра и два светящихся глаза с рёвом неслись на меня. Я понял, что нахожусь в метро...
Проснувшись, я взглянул на часы... «Дзинь-дзинь-дзинь», – звук велосипедного звоночка, разбудившего меня, сигнализировал, что действительно пора вставать, а не лежать неподвижно с открытыми глазами, глядя в потолок. «Дзинь-дзинь-дзинь», – и вот я уже жарю себе яичницу, помешивая её деревянной лопаточкой, чтобы получилась бесформенная масса. «Жиб-жиб» – так зовётся это блюдо. Оно имеет цель проникнуть в пищевод деликатно, мягко скользнув по плоскости языка вместе с потоками сладкого чая.
Тем временем Борисоглебск, после всех утренних традиционных процедур, терпеливо ждал меня этим воскресным солнечным утром, раскинув как можно шире свои провинциальные ручищи. Мне нравилось гулять по городу без какой-то конкретной цели. Мысленно я выстраивал маршрут, рассчитывая, сколько времени займёт мой путь. Выбирал тему для рассуждений и медленным шагом проходил всю дорогу.
Привычка пришла ещё с юных лет, когда энергия била через край и фантазия не устанавливала себе границы. Бегая из одного конца комнаты в другую, я представлял себя командиром партизанского отряда или футболистом, от игры которого зависела судьба матча. Может, со стороны кому-то казалось, что ребёнок не в себе, но было интересно выдумывать свой мир, в котором ты герой и победитель.
Сейчас, в зрелом возрасте, меня точно не поняли бы. Да и столько бегать – не потяну, поэтому спокойная прогулка подходила в самый раз.
Видимо, в человеке настолько всё взаимосвязано на физическом уровне, что, шагая, мы стимулируем движение нейронов в головном мозге и вызываем потоки мыслей. После вчерашней беседы с бабушками возле подъезда и встречи со странным историком я был переполнен затронутыми глобальными вопросами. Поэтому решил особо ни о чём не думать, а просто прохаживаться и, смотря по сторонам, наблюдать, что происходит во внешнем мире.
Маленький городишко Борисоглебск, пронизанный трёхсотлетними историческими кровеносными сосудами, тесно связывающими эпохи друг с другом, уютно притаился возле слияния рек Хопёр и Ворона. Он особо ничем не выделялся на просторах русской равнины среди сотен таких же поселений с малым количеством жителей. Затаив в глубине души скрытую обиду, что не из него создали большой областной центр, город всё же, как мог, развивался.
Асфальтировал дороги, строил магазины, возрождал Центральный парк с колесом обозрения. Старые деревянные избы зажиточных крестьян сносились, очищая место для неуклюжих новоделов. Некоторые дома купцов и дворян приводили в порядок, другие же стояли заброшенные, ожидая своей участи. Построенные из бурых кирпичей, они кряхтели, сыпались, но не сдавались, глядя, как из поколения в поколение горожане взрослели на их глазах.
В таком состоянии дома могли бы простоять не один десяток лет, если цены на землю не росли бы с такой катастрофической скоростью и на участки под ними не зарились местные богачи. Зато рынки и ярмарки, впитав в себя гены торгового прошлого Борисоглебска, расцветали с особым шиком. Жители в один миг превращались из инженеров, токарей и учителей в продавцов и покупателей, меняясь ролями в зависимости от наличия денег в кармане.
Как в любом городе Центральной России, в Борисоглебске было множество церковных храмов. Ориентируясь на них, я и совершал свои пешие прогулки. Князья Борис и Глеб были не против, что первой целью своего сегодняшнего маршрута я выбрал именно их. Семиметровые статуи двух братьев, предательски убиенных третьим, размещались на Старособорной площади возле Борисоглебской церкви. Скульптурная композиция, как и положено, стала основным символом нашего города. Возле неё фотографировались новобрачные, ходили кругами бабушки с внучатами. Молодые мамочки, заглядываясь на суровые лица князей, толкали перед собой коляски.
Две с половиной тонны бронзы, использованной при возведении памятника, говорили о том, что на русской земле любят монументы. Их возводят с такими завидными упоением и страстью, что кажется, после постройки очередного изваяния тотчас наступит светлое будущее. И когда этого не происходит, активные граждане начинают планировать следующий проект.
С той же самой энергией, после смены направления движения общества, начинается снос прежних памятников. И всё повторяется до бесконечности. Но в нашей одержимости и вере содержится и скрытая сила. Обладая ею, мы побеждаем врага, преодолеваем невзгоды и лишения. Другой народец давно бы загнулся, а наш стоит. Смеётся в лицо смерти и при этом рассказывает анекдоты, покуривая в ползатяжки махорку.
Я понимал, что демонтаж монументу первым русским святым, проявившим покорность даже перед лицом явного предательства родственника, в ближайшее время не грозит. Не с такой бешеной скоростью всё же у нас сменяются государственные устройства. Поэтому я, не боясь опоздать, неспеша направился в сторону памятника. Но в этот день моей встрече с Борисом и Глебом не суждено было состояться…
На полпути до цели моего маршрута, неподалёку от общежития, был расположен бизнес-центр. Когда я приблизился к нему, меня привлекла висевшая с левой стороны здания афиша. С неё била по глазам выведенная большими чёрными буквами надпись: «Путешествия между сном и явью». Далее шло красным шрифтом чуть помельче: «Осознанные сновидения. Авторский тренинг Олега Лунного».
Внизу плаката художник контуром нарисовал спящую на кровати девушку. Из её тела вверх воспарял фантом той же девушки, но уже в состоянии бодрствования. Аморфная сущность с интересом смотрела вдаль и рукой осторожно прикасалась к окружающему её пространству, будто желая ощутить его мягкость и теплоту.
Сомнология – наука о сне и о том, что происходит с человеком во время сонного забытья, меня интересовала давно, и я решил записаться на тренинг. Поднявшись на третий этаж здания, как было указано на афише, я нашёл зал примерно на пятьдесят-шестьдесят мест.
На невысокой сцене суетились две девушки. «Видимо, организаторы»,– подумалось мне. Странно, но они в точности были похожи на Мару и Соню из сна.
За столом сидел коренастый мужчина лет тридцати пяти. Его открытое, располагающее, чисто выбритое лицо явно указывало, что именно он и является тем самым Олегом Лунным, тренером с афиши. Накачанные бицепсы, выпирающие из коротких рукавов рубашки, конечно, контрастировали с образом учителя, но этот факт можно было отнести скорее в плюс, чем в минус.
– Вам записаться на тренинг? – подняв голову от бумаг, спросил мужчина спортивного вида. Его тело чуть подалось вперёд. Сразу почувствовался напор, исходящий от успешного по жизни человека, который схватил судьбу за хвост, крепко удерживая её в своих сильных руках.
– Хотелось бы, – нерешительно ответил я, незаметно отстраняясь, чтобы хоть немного снизить влияние нахлынувшей энергетики.
Спросив и записав моё имя и телефон в толстый журнал с чёрной обложкой, Лунный продолжал:
– Когда в последний раз во сне понимали, – сделав небольшую, но многозначительную паузу перед завершением фразы, – что Вы спите?
На первый взгляд казалось, что это не дежурный вопрос. Олегу на самом деле было жутко интересно услышать от собеседника ответ. Он явно знал, что стоящий рядом человек обязательно, хотя бы иногда, должен испытывать в сновидениях осознание себя.
– Не могу так сходу сказать, – в задумчивости ответил я, заходя в область слишком личных воспоминаний, с трудом начав восстанавливать сюжеты из снов, которые удалось сохранить на подкорке в течение последнего времени.
– Не торопитесь, – Лунный слегка улыбнулся, увидев, что его собеседник инстинктивно поднимает глаза, перебирая на потолке забытые кадры.
– Вспомнил! – радостно воскликнул я, слегка повысив голос. Удивительно, но мне удалось довольно быстро восстановить это в памяти. – Вчера во сне летал над какими-то разрушенными замками. Разговаривал с людьми явно не из нашего времени, в тот момент понимая, что всё вокруг – сон, – я увлеченно рассказывал, не замечая, что Лунный делает пометки в журнале. – Затем приземлился возле девушки невысокого роста с волосами цвета чёрного тюльпана с золотистыми прядями, весело переливающимися на солнце. Она стояла возле деревянного колодца и смотрела на меня игривым взглядом. Я раньше её никогда не видел, но было такое ощущение, что знаком с ней очень давно. От неё веяло чем-то родным и близким. Девушка ничего не говорила, лишь пристально смотрела на меня. Проснувшись, почему-то запомнил происходящее со мной в том сне: солнечный свет, яркие краски, девушку, старинные замки и парение над землей.
Мой рассказ явно понравился собеседнику. Улыбнувшись, он начал разъяснять суть предстоящего тренинга:
– Я хочу научить слушателей управлять своими сновидениями. Только практические методы и приёмы, никаких оценок происходящего, никакого потустороннего мира, ни Бога, ни дьявола в моих лекциях не будет..., – Лунный провёл рукой, как бы закрывая прозрачную створку между собой и всякого рода ясновидцами, предсказателями и магами в третьем поколении.
В словах Олега даже просквозила еле заметная раздражительность. Видимо, его обучение много раз связывали с этой сомнительной публикой.
– Я атеист, у меня мама и папа были атеистами. Работали в закрытом научном центре «Арзамас-16», – с гордостью за себя и родителей продолжал Лунный, – Я верю только в научный подход. Поэтому к тому, что делаю, подхожу исключительно с объективной точки зрения, – на этих словах Олег, несколько смягчившись, продолжал, – хотя к вере отношусь спокойно, с пониманием. А вы верите в Бога?
– Сказать «верю» – наврать, ответить «не верю» – тоже скажу неправду. Я, скорее всего, человек, который находится в постоянном поиске Бога, – мне пришлось раскрыть свои размышления о Высшем разуме.
– Вы читали Библию, особенно Ветхий завет? Явление Бога происходит в девяноста процентах случаев во сне, – мужчина явно садился на своего конька, раскрывая тему дальше, – Сновидения в руках Бога являются чуть ли не основным инструментом передачи информации человеку. Люди просто нуждаются в присутствии в своей жизни другой реальности. Если бы я был Богом, то загробную жизнь точно обернул бы в сон. Не зря же говорят, что смерть – это Вечный сон. Тогда пусть таким и является…
В этом месте Лунный несколько запнулся. Я почувствовал на его лице мимолетную тень смущения. Он понимал, что такие эмоции не могут выплёскиваться из абсолютно неверующего человека. Сказать: «Я атеист до мозга костей!», совсем не значит, что где-то в глубине души ты не хранишь толику сомнения: «Может, Всевышний действительно существует?» Мне было известно, что в некоторых религиях принято осознавать божественность людей. Видимо, для Олега данное представление о мироустройстве было близким.
В момент мимолетного замешательства к учителю незаметно подошла Софья. Казалось, девушка шла на цыпочках, практически не касаясь земли. Она прошептала Лунному что-то на ухо, после чего он, одобрительно кивнув головой, посмотрел на меня. Дав совет своему начальнику, черноволосая так же еле слышно и незаметно отплыла, встав чуть поодаль от нас. Тренер продолжал монолог с ещё большей уверенностью, будто получил некое одобрение от своей помощницы.
– Когда человек умирает, он, по сути, засыпает. А сон нам дан только для того, чтобы мы наяву потренировались уходить за грань пропасти.
Олег сделал паузу, искоса взглянув в зал. Я в это время уже сидел на стуле напротив него. Поняв, что монолог профессионала в сомнологии затянется, я приготовился слушать Лунного в комфорте. Тем более что количества свободных мест до начала занятий было предостаточно. В помещении находились только четверо – мы с Олегом и двое девушек. Тренер поднял стакан воды и посмотрел на него так, будто бы внутри прозрачной жидкости он разглядел плавающие души людей. Затем, выпив глоток, продолжал:
– Рай и ад в моём представлении – одно и то же. Только тот, кто попадает в рай, может управлять собственным сном. Он и при жизни нашёл в себе силы отодвинуть на второй план низменные человеческие желания и больше наслаждаться духовной пищей. Там, в вечности, для жителя рая откроются неисчерпаемые возможности созерцания и предостаточно времени для рассуждений. А ад предназначен для людей, зацикленных при жизни на похоти, чревоугодии, жадности. В общем, можно сказать, на всех семи основных грехах.
Лунный слабо улыбнулся, сжав кулаки так, как будто в его руках находились те, кто вёл себя неправильно.
– В вечном сне им будет в полной мере предоставлена возможность исполнить все свои потаённые чёрные желания. Ведь грёзы – это безграничная свобода. Но очень скоро этим людям надоест наслаждаться падением, а увлечься чем-то более высоким им будет уже не под силу, потому что при жизни они ничему больше не научились. Вот тогда и наступит для них ад, окунув горе-души в пустоту и мрак.
Лунный откинулся в кресле, показывая всем своим видом, что это были последние фразы его тирады о сне. В это время солнечные лучи, проникая в зал через окно, до этого светившие ярко и весело, начали наливаться красными оттенками. В Борисоглебске наступал вечер…
