Дверь
Нет, я открою дверь пошире,
Впустив щенков в свой скромный дом.
И пусть живут во мне отныне
Стихи, что я пишу пред сном.
Делясь на атомы дрожа,
Не строя замки на обломках,
Я закрываю двери громко,
Нырнув в бездомного бомжа.
Под утро ухожу испитый,
Поверженный, почти убитый,
Тихонько закрывая дверь.
Я не вернусь, и не просите,
Хоть тыщу раз меня зовите,
Чужим я стал для вас теперь.
И, открывая перед Богом двери,
Впускает в разум свет и чистоту.
В больничном белоснежном интерьере
Пытается постигнуть красоту.
Потеряв, где лево, а где право,
Больно стукаясь о косяки дверей,
Мы кричим тому на сцене: «Браво!»,
Кто играет самолюбием людей.
Эта дверь, понятное дело, является и выходом в чёрный космос, где каждый из нас, согласно разнарядке свыше, когда-нибудь растворится. Зашёл, пожил маленько в квартире и вышел. Просто, ясно, разумно.
Я не помнил, когда эта дверь появилась на моём пути, и не знал, где она была установлена. Серый мерзопакостный туман скрывал детали и смазывал недавно чёткие очертания возникших архитектурных форм. Да это сейчас было не так уж и важно.
Стеклянные двери в вагоне метро со строгой надписью «Не прислоняться», рассорившись в очередной раз на станции, шумно разбежались в разные стороны. Если бы они могли бить посуду – били бы, если бы они могли обзываться друг на друга – обзывались. Но ни того, ни другого друзья, выкрашенные снизу в жёлтый цвет и двигающиеся исключительно на полозьях, делать не умели. Они были скованы рамками и правилами, подчиняясь исключительно машинисту, управляющему составом.
