Рассказы о Боге

Ночь. Темно. Тишина. Самое время произнести молитву – «Отче наш, сущий на небесах...». Так захотелось. Я сегодня решил не искать трудностей, а пойти по испытанному пути, который до меня выбрали миллиарды людей по всему свету. Доходила ли их молитва до адресата? Будут те, кто скажет, что это пустая трата времени. Другие, с горящими глазами, полными любви, возьмут меня под локоток, отведут в угол комнаты и молча, смотря прямо в глаза, многозначительно кивнут головой ...

Настанет день, когда люди полетят. Не на самолётах или вертолётах, не на воздушном шаре, не с помощью каких-либо технических средств, а просто – по желанию сердца. При этом – не расставляя руки, не махая ими, имитируя крылья, а просто оторвутся от земли, поднимутся на пару десятков метров – и вперёд! Тихо, спокойно, без звука, без гудения моторчика сзади, как у Карлсона ...

Бог создал Землю за семь дней. И это было началом той дороги, по которой мы топаем своими маленькими ножками до сих пор. Сказки? Не знаю. Но с чего-то всё это началось, и может быть, когда-то, в один из пасмурных дней – закончится. Опустятся флаги. Надувая щёки, вскинув подбородки вверх, протрубят в последний раз горнисты. Пройдут маршем по брусчатке человеческие полки. Матери уронят слезинки, вытирая глаза узорчатыми платочками. С космодрома развернётся рой серебристых звездолётов. Они, сделав прощальный кружок вокруг кругленькой Земли, исчезнут в чёрном как сажа космосе, чтобы там за много миллиардов парсеков найти новый дом для людей ...

Что ещё надо людям? Мне, тебе, вот тому парню, спешащему на работу? Той женщине, накрывающей семье на стол? Влюблённой парочке, которая сидит на скамейке в парке и держит друг друга за руки? В небе проносится самолёт, гудя и сверкая крыльями. Он уносит пассажиров далеко-далеко, за много километров от места посадки. Скоростной поезд «Москва–Новороссийск» несётся на всех парах на юг России, везя отдыхающих на море. ...

Пустота накрыла меня внезапно, без предупреждения, выбежав из-за угла. Она вытащила огромный револьвер, заряженный пустыми пулями, и – «Бах!» – выстрел. Серебристый металл с запахом оружейной смазки вонзился в моё сердце. Разорвавшись, пуля выпустила наружу миллионы прозрачных микробов, от которых веяло холодом и бездушием. Микроскопические твари вцепились в мою плоть и с победоносными криками начали целенаправленно поедать её, с чувством брезгливости выплёвывая непрожёванные кусочки ...

Задачка со множеством неизвестных. Сколько личностей живёт в одном человеке? Одна, две… пять? С разными характерами, с абсолютно уникальными желаниями, и даже тараканы в их головах отличаются по цвету и размеру. Может быть, кто-то из них сегодня умрет, а кто-то – на радость других – родится ...

Там было детство, сути которого я не понимал. Там было время, которого я не замечал. Там не было Бога, о существовании которого я не догадывался. Там не было всего того, что сейчас наполняет мою жизнь. Но разве важно, что было и чего не было тогда? Там все были живы. Я мог дотронуться до них рукой и ощутить теплоту их тела. А сейчас?.. ...

Она стояла на Радужном мосту. Они бежали ей на встречу. Она улыбалась. Они радостно виляли хостами. Там были все. Все, с кем она когда-то рассталась. Все, кого она до сих пор любила. Но Бог сказал: «Ещё не пришло время» и преградил им путь. Они жалобно заскулили. Затем скулёж превратился в возмущённый лай. Налаявшись, они завыли, задрав головы кверху. Да так завыли, что небеса вздрогнули и прослезились ...

Имена, имена, имена: Тараненко Фёдор Иванович, Тараненко Григорий Тихонович, Тараненко Екатерина Анисимовна… Их много – более полусотни, только одних Тараненко, в трёхмиллионной базе жертв политического террора. Краткие строки: год рождения, арестован, репрессирован, приговорён, реабилитирован. Сухо, чётко, по-военному. Но почему-то от этой скупости данных начинают болеть зубы и пересыхает во рту ...

Иногда события, происходящие с нами, кажутся простыми и понятными, словно лежащие в картонной коробке двадцать деревянных кубиков – пять по горизонтали и четыре по вертикали. Можно при желании развернуть, но всё равно, как ни крути, получается двадцать. Надпись на коробке – «Азбука», нанесённая ещё в советские времена, осунулась и стала менее заметной, словно старушка, отдавшая свою красоту беспощадному и жестокому времени. Яркие краски испарились в воздухе, и на плёнке воспоминаний осталось только чёрно-белое кино. Даже звук куда-то пропал, размашисто размазывая тишину по светлому экрану в кинотеатре ...

Кто был сегодня тот, за кем пришли, притащив с собой в большой базарной сумке несколько килограммов чёрной угольной темноты и жгучего на ощупь холода? Раскрыв с пронзительным и искрящимся треском молнию, они высыпали содержимое прямо на обеденный стол, за которым ещё недавно собиралась большая дружная семья, запачкав белоснежную скатерть ...