История
На плёнке серость, словно пыль времён глухих,
История сокрыла тайну века.
Найди златой грааль сквозь капель колдовских
И жадно выпей слёзы человека.
Историю взяв смело под уздцы,
Галопом скачет по равнине.
Не забывая оставлять рубцы,
Стихов сверкающих рубины…
Накинув на историю удавку,
Она её ведёт под образа.
Своей абсурдностью плюя на Кафку,
Из логики рождает чудеса.
В слегка помятом временем седом костюме,
Мы превращаемся в истории в ничто.
Замуровав себя поодиночке в трюме,
Мы в высь несёмся от земного шапито.
Добравшись палкой до дна, Фантасмагория с изумлением задала себе вопрос: «Неужели это всё?» То, к чему она относилась с таким трепетом, называя ёмким и насыщенным словосочетанием «История человечества», в сущности оказалось небольшой кучкой фекалий, которую ждала стандартная участь быть вывезенной поутру специальной машиной на мусорный полигон.
– Ну, оставь свой автограф на стене: «Здесь был Вася». Число, месяц и год. Так делают многие. А если считаешь, что это попахивает банальщиной, и все, кто так намеревается оставить след в истории, – люди, лишённые фантазии, и тебе хочется сделать по-другому, то придётся перед исчезновением попотеть. Расчехлить своё воображение и как садануть им по тому месту, что будет поблизости!
Почему именно нарды? Так ведь История – женщина непостоянная. Вы сядете с ней играть в шахматы – она достанет из кармана колоду карт. Вы захотите постучать в домино – она начнёт передвигать шашки. И в этот момент как из табакерки выпрыгнет чуть-чуть сумасшедший Ван Гог или покажет язык Эйнштейн, в крайнем случае, высунет нос из костра Джордано Бруно. И скажет так тихо, с нотками безумства, – «Земля на самом деле не круглая, а плоская и стоит на трёх китах. Ошибался, каюсь...»
На подмостках стоял длинный стол, накрытый красной скатертью. Казалось, что он был настолько длинный, что его крылья, ещё немного – и скроются за кулисами. Мгновение, и вся эта громоздкая конструкция завоет и поднимется вверх, передавив на взлёте большую часть людей из зала. За столом сидел, по-видимому, президиум, со множеством знакомых мне по историческим фотографиям людей.
Бронзовые Минин и Пожарский, нисколечко не меняя позы, искоса посматривали на молодое поколение, еле заметно улыбаясь кончиками губ. Они-то знали, что такое история и как переменчиво поклонение. Сегодня возводят на пьедестал одних, завтра –других.
История оставляет на поверхности океана жизни только тех, кто не спасовал, бросив вызов судьбе.
