Рассказы о музее

«Я», думая, что оно действительно полноценное и самодостаточное «Я», вытянувшись в струну, встало в позу, источающую сплошной поток уверенности. Для большей убедительности, уперев один из кулаков в бок, оно переложило вес своего монументального тела на левую ногу. Носком же правой ноги «Я» принялось рисовать на жёлтом искристом песке забавные каракули ...

Прозрачная остановка, раскрыв, словно зонтик, полукруглый козырёк, заботливо укрывала от моросящего дождя людей, ожидающих приезда 66-го троллейбуса. Прохожие вокруг стеклянной ширмы куда-то спешили, перебирая короткими ножками, размахивая портфелями и папками, на ходу разговаривая по сотовым телефонам. Грустная серая погода с кислым лицом не давала красному столбику на градуснике настроения подняться по шкале выше отметки уныния. Осень была на пике своей власти и, держа марку, пронзала мерзопакостными стрелами всё живое. Казалось, что лишь наша остановка осталась последним оплотом ушедшего лета ...

В те давние времена, когда ещё не было сотовых телефонов и компьютеров, Интернета и Wi-Fi, когда мышка была мышкой; а по экрану нельзя было водить пальцем, иначе он испачкается; на продуктовых рынках помидоры с картошкой, огурцы с яблоками взвешивали не на электронных весах, а на обычных, с гирьками. На одну алюминиевую тарелку ставились пузатые грузики, а на другой размещался товар. Если носы железных уточек соединялись, то это означало, что вес определен и пора рассчитаться за покупку ...

Кряхтя, скрутившись в три погибели, почти сидя на карточках, я смотрел в замочную скважину в старой обшарпанной двери. Куски краски отслаивались от деревянной поверхности и падали мне на кроссовки, замызгивая завязанные бантиком белые шнурки. Отвергнутая сущность краски пыталась хоть как-то остаться в памяти, а не сгинуть бесследно, растоптанная проходящими мимо людьми ...

Выпученные бесцветные глаза бокс-манекена Германа с тоской смотрели на узкое подвальное окно тренажерного зала. В нём виднелись мелькающие ноги прохожих на фоне проносившихся автомобильных колёс, которые в клочья разрывали воздух и поднимали золотистую пыль. В зависимости от времени года в окно с интересом заглядывали то любопытные снежинки, строящие неподвижному истукану противные рожицы, то склизкие и противные капельки дождя, со звоном разбивающиеся об асфальт. Вдоволь порезвившись, хрустальные крупицы, отряхнувшись, деловито исчезали в узких проходах городских водостоков, оставляя за собой лишь мокрые серые пятна ...

Кто был сегодня тот, за кем пришли, притащив с собой в большой базарной сумке несколько килограммов чёрной угольной темноты и жгучего на ощупь холода? Раскрыв с пронзительным и искрящимся треском молнию, они высыпали содержимое прямо на обеденный стол, за которым ещё недавно собиралась большая дружная семья, запачкав белоснежную скатерть ...

Хохотушка и веселушка Жизнь, с трудом нацепив на себя чёрно-белый костюм шута, бодренько скакала по огромному круглому залу, закручивая в тугие узлы потоки воздуха и поднимая с паркетного пола мельчайшие прозрачные пылинки. Они моментально взлетали к потолку, но, не найдя там утешения, медленно опускались обратно на грешный деревянный пол ...

Уцепившись крошечными ручонками за невидимые нити, тянущиеся с самых небес, полчища снежинок медленно спускались по ним, как по канатам, вниз, на землю. У каждого пушистого кристаллика за спиной висел рюкзачок, в котором он нёс душу некогда умершего человека. Так случилось, что именно сегодня свыше поступило указание на мгновение соединить несоединяемое и закрыть глаза на существование незыблемых границ между двумя мирами. Дозорные, наряженные в ангелов и демонов, демонстративно отвернулись от снежных диверсантов, преодолевающих контрольную полосу. А белые мошки ëжились и цепенели от самой мысли, что сзади находятся сгустки неизведанной энергии, впитавшие в себя переживания и эмоции множества поколений людей, живших веками на планете Земля ...

– Толян, Толян! – во всю глотку кричал Яшка, глядя вверх и стоя в самом центре одесского двора-колодца, дома которого, нахмурившись и прижавшись друг к другу плечами, стояли чётко по кругу. Они, с укором смотря на чумазого мальчишку в пыльных брюках, прямо-таки напоминали старых евреев-соседей: дядюшек Мойшу, Натана Израилевича, Гершеля и Шлëму, проживающих аккурат на первых этажах в крошечных квартирах. Их жилища были настолько малы, что нужно было обладать богатой фантазией, чтобы представить, что кто-то в них вообще может жить. Но ничем не прикрытый дух уюта, сочившийся из входных дверей, в корне убеждал сомневающихся граждан в обратном ...

Белоснежные паруса с жадностью заглатывали дующие с берега потоки воздуха и уверенно гнали деревянное судёнышко в открытое море. Опытные матросы с чувством глубокого достоинства деловито управляли кораблём, обходя скрытые под водой мели и пробираясь между остро выпирающими рифами ...