Рассказы о времени

Электричка «Москва – Петушки», отдохнув буквально секунд двадцать на остановке «Платформа 105-й километр», с железным поросячьим визгом понеслась к станции «Покров». Немногочисленные пассажиры начали медленно подниматься с тёмно-коричневых сидений, скрипя коленками и распрямляя изогнутые в дугу позвоночники. Ещё бы, любой шарнирно-рычажный механизм, даже такой выносливый, как человеческий, после двухчасового неподвижного положения реально может застояться ...

Я сегодня попал в исключение – в то положение, на которое определённая многочисленными расчётами и установленная разнообразными экспериментами стандартная комфортная ситуация не распространяется. Удобные правила и всем понятные логические процессы из линейных, натянутых в струну от начала до конца, превратились в горбатую «зюку», напоминающую скорее знак вопроса, чем смотрящий в небо восклицательный знак. И самое печальное, что ничего невозможно было исправить – ни вернуться на старт, ни достойно продолжить путь к финишу ...

Февральский мороз сковал в своих крепких объятиях улицы и площади Москвы, заставляя жителей плотнее натягивать на головы шапки и отгораживаться от холода длинными вязаными шарфами. Снег то валил хлопьями, укутывая город в белоснежную шубу, то неожиданно прекращался. Наступало затишье. Будто там, наверху, кто-то неожиданно закрывал заслонку в гигантской трубе, производящей нежные шестиугольные крупицы ...

В комнате тихо-тихо играла музыка… Под эти звуки моя Душа то взлетала к самому потолку, увеличиваясь в размерах и растягиваясь на все шестнадцать квадратов комнаты, то сжималась до крошечной пылинки. Но главное, Душа дышала ...

Съёжившись под солнечными лучами, превращаясь в старых дряхлых стариков, вынесенные прибоем из моря коряги нежились на узкой полоске дикого галечного черноморского пляжа. Облюбовав именно это укромное местечко в подковообразной бухте, подальше от городской суеты, они захватили практически всё свободное пространство между морем и отвесным скалистым берегом ...

Смысл жизни сидел на отутюженной дождём и ветром, ласково нагретой солнечными лучами площадке, расположенной на самой вершине отвесной скалы. В задумчивости всматриваясь вдаль и не испытывая ни малейшего страха перед высотой, он, свесив ноги вниз, болтая ими, разгонял воздушное прозрачное месиво подпирающей скалу пустоты ...

Давя всем своим немалым весом на деревянный пол грузового трюма баркаса, швейная машинка «Зингер» пыталась удержать равновесие при качке. Её четыре изящно выгнутые железные ноги после многочасового томительного плавания так затекли, что хотелось истошно завыть ...

Раздражённость ёжиком пролезла внутрь Мамедали Керимовича, преподавателя начертательной геометрии политехнического института. Зверёк, ощетинившись, вонзил иголки в тонкую сущность учителя, что тут же сказалось на настроении пожилого человека ...

Круглая улитка ампулярия, тяжело неся закрученный в спираль жёлтый панцирь, медленно ползла из одной части аквариума в другую. Распластывая бесформенное склизкое тело, она присасывалась к гладкой стеклянной поверхности, ощупывая возникающее впереди пространство двумя длинными-предлинными усами ...

Ты – наблюдатель! Главное – не забывать, что ты всего лишь созерцаешь, вечно путешествуя в космическом безвременье. И иногда зависаешь из простого любопытства где-то сверху, засмотревшись на то, как сменяются декорации в театре одного актёра. ...

В полудреме погрузив днище и винты в воду, гидрографическое судно «Михаил Сотников» отдыхало у причала военно-морской базы Каспийской военной флотилии. Дислоцированный на Апшеронском полуострове в городе Баку, флот защищал южные морские рубежи Союза – государства, в котором даже такие небольшие суда, как «Сотников», были пронизаны идеями высшего порядка ...

Белоснежные паруса с жадностью заглатывали дующие с берега потоки воздуха и уверенно гнали деревянное судёнышко в открытое море. Опытные матросы с чувством глубокого достоинства деловито управляли кораблём, обходя скрытые под водой мели и пробираясь между остро выпирающими рифами ...

– Вот, посмотри, всё до гениальности просто, – воскликнул четырнадцатилетний прыщавый Гордей, заметив недоверчивый и ухмыляющийся взгляд одноклассницы Дианы. Она сидела в купальнике на берегу моря на сером пледе в цветочек, расстеленном на тёплом жёлтом песке. Казалось, её чёрные смоляные волосы притягивали лучи света, часть из которых, скользнув по чёлке, погружалась в зелёные глаза девочки. Она разглядывала, щурясь, силуэт своего друга, закрывающий почти половину огненного солнечного блюдца ...

Иной раз на меня накатывает осознание, что мир вокруг теряет закономерность и связанность. Разумность происходящих явлений рушится на глазах, превращаясь в пыль, разлетающуюся в разные стороны при дуновении даже небольшого ветерка. На гладкой поверхности, на которой секунду назад стояли стройные здания из железа и стекла, символизирующие незыблемый порядок вещей, не остается ни ломаного гвоздя, ни разбитого стёклышка от былого величия мироздания ...

На чердаке старого дома, в самом дальнем углу, в пожелтевшей от времени и сырости коробке лежал потрескавшийся чемодан странной формы. С одной стороны, его крышка, изогнутая буквой «Л», указывала, что в чемодане хранилось что-то очень специальное. Но судя по тому, что он располагался среди заброшенных вещей, содержимое жителя коробки в двадцать первом веке оказалось никому не нужным ...

Сегодня сны, словно морские волны, накатывали на моё ничем не прикрытое сознание. Они пенились, поднимая со дна детские страхи, обрывки воспоминаний и затонувшие глубоко внутренние чувства. Смешивая их в адский коктейль, грёзы выстраивались в кинематографический ряд, прокручивая пленку на уже неновом кинопроекторе, с некоторыми сломанными деталями ...

Ночь. Темно. Тишина. Самое время произнести молитву – «Отче наш, сущий на небесах...». Так захотелось. Я сегодня решил не искать трудностей, а пойти по испытанному пути, который до меня выбрали миллиарды людей по всему свету. Доходила ли их молитва до адресата? Будут те, кто скажет, что это пустая трата времени. Другие, с горящими глазами, полными любви, возьмут меня под локоток, отведут в угол комнаты и молча, смотря прямо в глаза, многозначительно кивнут головой ...

Он понимал с пронзительной искренностью, такой, что готов был поставить тысячи подписей после одной-единственной мысли: «Она нужна мне как никто и ничто другое». Не ради того, чтобы Она каждый день накрывала ему завтрак, готовила обед и ужин, стирала и убирала в доме, а для того, чтобы сохранить то невидимое существо, которое взяло однажды их обоих за руки и соединяло теперь друг с другом крепче массивной железной цепи ...

Приложение по вызову такси, принадлежащее известной поисковой системе, радостно известило через смартфон, что серая «Тойота» с запоминающимся номером 969 уже ожидает меня на пересечении улиц Садовая и Мира. Не прошло и двух минут с момента заказа, как машина, сделав невероятный разворот прямо перед моим носом и нереально выгнув колеса, встала, как вкопанная. Прижавшись передом к земле и подняв немного капот, она будто бы выпячивала заднее стекло, на котором был наклеен довольно объёмный текст ...

Там было детство, сути которого я не понимал. Там было время, которого я не замечал. Там не было Бога, о существовании которого я не догадывался. Там не было всего того, что сейчас наполняет мою жизнь. Но разве важно, что было и чего не было тогда? Там все были живы. Я мог дотронуться до них рукой и ощутить теплоту их тела. А сейчас?.. ...

Пустота накрыла меня внезапно, без предупреждения, выбежав из-за угла. Она вытащила огромный револьвер, заряженный пустыми пулями, и – «Бах!» – выстрел. Серебристый металл с запахом оружейной смазки вонзился в моё сердце. Разорвавшись, пуля выпустила наружу миллионы прозрачных микробов, от которых веяло холодом и бездушием. Микроскопические твари вцепились в мою плоть и с победоносными криками начали целенаправленно поедать её, с чувством брезгливости выплёвывая непрожёванные кусочки ...

Бог создал Землю за семь дней. И это было началом той дороги, по которой мы топаем своими маленькими ножками до сих пор. Сказки? Не знаю. Но с чего-то всё это началось, и может быть, когда-то, в один из пасмурных дней – закончится. Опустятся флаги. Надувая щёки, вскинув подбородки вверх, протрубят в последний раз горнисты. Пройдут маршем по брусчатке человеческие полки. Матери уронят слезинки, вытирая глаза узорчатыми платочками. С космодрома развернётся рой серебристых звездолётов. Они, сделав прощальный кружок вокруг кругленькой Земли, исчезнут в чёрном как сажа космосе, чтобы там за много миллиардов парсеков найти новый дом для людей ...

– Странно, очень странно! – произнёс с удивлением нотариус Венедикт Ипполитович Стародубцев, не обращая внимания на то, что его очки начали неудержимо скользить вниз по переносице. Уткнувшись пластмассовыми упорами в картофельный кончик носа, «вторые глаза» прекратили своё дальнейшее движение, избежав таким образом участи упасть кувырком на стол ...

Иногда события, происходящие с нами, кажутся простыми и понятными, словно лежащие в картонной коробке двадцать деревянных кубиков – пять по горизонтали и четыре по вертикали. Можно при желании развернуть, но всё равно, как ни крути, получается двадцать. Надпись на коробке – «Азбука», нанесённая ещё в советские времена, осунулась и стала менее заметной, словно старушка, отдавшая свою красоту беспощадному и жестокому времени. Яркие краски испарились в воздухе, и на плёнке воспоминаний осталось только чёрно-белое кино. Даже звук куда-то пропал, размашисто размазывая тишину по светлому экрану в кинотеатре ...

В те давние времена, когда ещё не было сотовых телефонов и компьютеров, Интернета и Wi-Fi, когда мышка была мышкой; а по экрану нельзя было водить пальцем, иначе он испачкается; на продуктовых рынках помидоры с картошкой, огурцы с яблоками взвешивали не на электронных весах, а на обычных, с гирьками. На одну алюминиевую тарелку ставились пузатые грузики, а на другой размещался товар. Если носы железных уточек соединялись, то это означало, что вес определен и пора рассчитаться за покупку ...

Тёмные прямоугольные брусчатые камни, крепко держа друг друга за руки, лежали на площади, названной за её красоту Красной. Сегодня, седьмого ноября одна тысяча девятьсот сорок первого года от Рождества Христова, им было холодно и неуютно под падающим снегом, который прямо-таки валил с небес на мостовую ...

Стеклянные двери в вагоне метро со строгой надписью «Не прислоняться», рассорившись в очередной раз на станции, шумно разбежались в разные стороны. Если бы они могли бить посуду – били бы, если бы они могли обзываться друг на друга – обзывались. Но ни того, ни другого друзья, выкрашенные снизу в жёлтый цвет и двигающиеся исключительно на полозьях, делать не умели. Они были скованы рамками и правилами, подчиняясь исключительно машинисту, управляющему составом ...

Три закадычных друга лет двенадцати сидели на длинном бревне возле дома дяди Васи – местного фельдшера – и с хрустом уплетали чипсы, запивая их кока-колой. Треск от ломающихся под молодыми зубами тонких ломтиков высушенного картофеля стоял такой, что даже собаки из ближайших домов притихли, с тревогой поджав уши ...

Кряхтя, скрутившись в три погибели, почти сидя на карточках, я смотрел в замочную скважину в старой обшарпанной двери. Куски краски отслаивались от деревянной поверхности и падали мне на кроссовки, замызгивая завязанные бантиком белые шнурки. Отвергнутая сущность краски пыталась хоть как-то остаться в памяти, а не сгинуть бесследно, растоптанная проходящими мимо людьми ...

Обычный, ничем не примечательный рыжий таракан, вобравший в себя за миллионы лет гены бесчисленных предков, вальяжно отдыхал в ванной комнате в квартире на пятом этаже хрущёвки. Сотни домов спального района, такой же стандартной постройки, стояли вокруг в многомиллионном городе – столице страны, занимающей одну десятую часть суши на планете Земля. Шёл двухтысячный год от рождества Христова – Человека-Бога. Существовал ли на самом деле Иисус из Назарета, или это выдумка, таракану было неведомо. Да и к тому же вопросы веры не умещались в мозгу крошечного представителя местной квартирной фауны. Он смотрел на мир просто, без изысков, с тараканьей точки зрения ...

Что есть силы надувая щеки, да так, что на них выступил розоватый румянец, Никитка Соколов сидел во главе большого праздничного стола. Сегодня ему исполнилось ровно пять лет. От переизбытка внимания у «парня» покраснели даже уши, превратившись в два локатора, ощупывающие пространство вокруг. Казалось, что они порой даже шевелятся, настраиваясь на ловлю сигналов радости, посылаемых окружающим пространством. Вселенная крутилась в этот день вокруг малыша, разгоняя космические частицы, которые, наигравшись в водовороте, медленно опускались вниз, превращаясь в кристаллики счастья ...